Глава 9. С прекрасной родословной Если не брать в расчет монастырские вина, то это, вероятно, из числа самых породистых. По-хорошему, перед нами один из немногих в сегодняшней Грузии производителей с опознаваемыми историческими корнями, – звучит, согласитесь,

Д.М. Магомедова

Чрезвычайная важность биографического ряда для понимания не только судьбы, но и творчества Блока была замечена еще в статьях Б. Эйхенбаума и Ю. Тынянова, написанных в год смерти поэта. Оба критика проницательно заметили, что в 1921 г. Россия оплакивала не только поэта, но и человека, несмотря на то что именно Блока-человека мало кто из читающей публики знал лично. В обеих статьях звучит мысль, особенно четко сформулированная Тыняновым: «Блок - самая большая лирическая тема Блока. Эта тема притягивает как тема романа еще новой, не рожденной (или не осознанной) формации. Об этом лирическом герое и говорят сейчас». Позднейшие исследователи творчества Блока сосредоточились на категории лирического героя. Мне же хотелось бы выделить мысль Тынянова о поэзии Блока как романе еще не рожденной или не осознанной формации и понять, как связывается представление об автобиографизме творчества Блока со спецификой романной поэтики.

В общем виде связь романа и биографии была афористично определена О. Мандельштамом в статье «Конец романа»: «Мера романа - человеческая биография или система биографий». Но применимо ли это определение к лирическому творчеству, где каждое стихотворение - лишь точечный фрагмент личного биографического опыта, которому придается универсальный общечеловеческий смысл?

Шаг, сделанный русской лирикой рубежа веков от единственного стихотворения к целостной «книге стихов», радикально преобразует жанровую традицию: отдельные фрагменты входят теперь в объединяющий макросюжет сборника. Этот макросюжет зачастую, хотя и не всегда, представляет собой не что иное, как лирический дневник или вариант биографического повествования. В применении к творчеству Блока это настолько очевидно, что позволило Д.Е. Максимову назвать «миф о пути» универсальным «интегратором» его лирики. Но миф о пути может реализоваться в самых различных сюжетных версиях и по-разному соотноситься с жизненной событийной эмпирикой. Что происходит с так называемой биографией в лирике Блока?

Прежде чем перейти к анализу «Стихов о Прекрасной Даме», заметим, что Блок, по сути дела, непрерывно создает автобиографические версии как документального, так и художественного типа. Он написал ряд автобиографий - для университетского личного дела, для биографического словаря русских писателей, для «Русской литературы XX века» под редакцией С.А. Венгерова, для сборника «Первые литературные шаги», составленного Ф.Ф.Фидлером, и т.д. Все эти тексты выстраивают жизненные события в привычном, общезначимом смысле слова: упоминается семья, говорится о детстве, образовании, литературном дебюте, общественно значимых связях, вышедших книгах. Но одновременно Блок создавал автобиографические версии совершенно иного порядка. Речь идет об эзотерическом, сакральном ряде событий, значимых только для посвященных или даже исключительно для самого поэта (очень характерно его замечание в письме к жене: «Все ту же глубокую тайну, мне одному ведомую, я ношу в себе - один. Никто в мире о ней не знает. Не хочешь знать и ты»). Этот второй ряд и есть автобиографический миф, равно определяющий и «поэтику» жизненного поведения Блока, и развитие сюжета его «лирической трилогии», и ряд сюжетных ходов в драмах (особенно значима «Песня Судьбы»). В «середине жизни» (1910 г.) Блок попытался создать текст, в котором объединились бы оба ряда биографических событий, эмпирический и эзотерический: речь идет о поэме «Возмездие», так и оставшейся неоконченной.

Анализ взаимодействия эмпирического и сакрального биографических рядов в «Стихах о Прекрасной Даме» интересно начать почти с конца. В 1918 г., готовя переиздание своего первого сборника, Блок задумал сопроводить его развернутым автобиографическим комментарием, по типу «Новой жизни» Данте. Но начатый им, внешне очень подробный, помесячный комментарий поражает своей фактической неточностью. Л.Д. Блок в своих воспоминаниях утверждала: «Саша все перепутал, почти все не на своих местах, не на своей дате». Путаница - отнюдь не следствие забывчивости Блока: в его распоряжении были записные книжки и юношеский дневник, и восстановить подлинный порядок событий было совсем нетрудно. Но дело именно в том, что два ряда биографических событий имеют точки пересечения, однако развиваются относительно самостоятельно. В тексте сборника есть оба этих ряда, что порождает два варианта его интерпретации. Одни читатели видят в этих стихах любовную и пейзажную лирику с досадным «мистифицированным» усложнением в духе философии Вл. Соловьева.

Вторая группа читателей усматривает «код», с помощью которого можно дешифровать «Стихи о Прекрасной Даме», именно в учении Вл. Соловьева о Вечной Женственности, о Софии, Душе Мира в земном плену. Действительно, исходная точка формирования сюжета лирической трилогии - именно здесь, в лично пережитой Блоком убежденности в земном воплощении Софии и в собственной призванности к ее освобождению из плена земного зла. Однако, как бы ни относиться к «соловьевскому» или к «реалистическому» прочтению сюжета «Стихов о Прекрасной Даме», ясно, что... ни в одно из них стихи Блока не укладываются. И даже «сочетание» того и другого подходов мало что дает для понимания живой конкретности поэтического текста.

Посмотрим, например, на начало стихотворения «Вступление», открывающего цикл «Стихи о Прекрасной Даме»:

Отдых напрасен. Дорога крута.
Вечер прекрасен. Стучу в ворота.
Дольнему стуку чужда и строга,
Ты рассыпаешь кругом жемчуга.
Терем высок, и заря замерла.
Красная тайна у входа легла.

Спросим себя: почему героиня стихотворения «рассыпает жемчуга»? Почему она находится в тереме? Почему в этом, да и во многих других стихотворениях сборника она появляется только на закате и в вышине?

Стихотворение «В бездействии младом, в передрассветной лени...», рисующее встречу героя с «Ней», создает еще более странную картину ее появления:

Невозмутимая, на темные ступени Вступила Ты и, Тихая, всплыла.

Кто бы ни была героиня цикла - Вечная Женственность или Любовь Дмитриевна Менделеева, вряд ли можно внятно объяснить, почему она «всплывает». Случайная оговорка, поэтическая вольность? Но этот глагол, как и родственные ему «плыть» и «восходить», повторяются и в других стихотворениях:

Прозрачные, неведомые тени
К Тебе плывут, и с ними Ты плывешь.
Тебя не вижу я, и долго Бога нет.
Но верю, ты взойдешь, и вспыхнет
сумрак алый,
Смыкая тайный круг, в движеньи запоздалом.
Ты в белой вьюге, в снежном стоне
Опять волшебницей всплыла...

Столь же трудно понять, какая героиня может появляться перед героем так, как в стихотворении «За туманом, за лесами...»:

За туманом, за лесами Загорится - пропадет,
Еду влажными полями -
Снова издали мелькнет.

И уже совсем необъяснимо, почему в стихотворении «Она росла за дальними горами...» о героине сказано: «И, влажный злак, она к нему всходила», а в финале: «Она течет в ряду иных светил». Или почему в стихотворении «Молитву тайную твори...» говорится: «Проникнешь ты в Ее черты, // Постигнешь ты - так хочет Бог // Ее необычайный глаз». Всего непонятнее здесь именно этот «необычайный глаз» героини.

Таких «наивных», но вполне правомерных вопросов может быть еще очень много: почему, например, героиня «смыкает круги», почему с ней связаны мотивы «двуликости» («Но страшно мне, изменишь облик Ты...»), «ворожбы», и ни на один из них нельзя дать убедительного ответа, исходя из привычных прочтений ранней лирики Блока. Можно, правда, вообще отказаться от решения таких вопросов, указать, что символистские стихотворения не поддаются рациональному осмыслению, что установка на «загадочность» и «темноту» - одна из основ их поэтики. Но, отказавшись от рационально-логического прочтения, мы не можем отказаться от постижения художественной логики стихотворения. Иначе пришлось бы предположить, что ранняя лирика Блока - некий набор субъективных образов, произвольно объединенных вокруг идеи Вечной Женственности. Но с таким предположением не согласится ни один серьезный читатель Блока.

Ответ на эти вопросы, как ни странно, можно найти, если на некоторое время забыть и о Вечной Женственности, и о Л.Д. Менделеевой, а еще раз вдуматься в смысл неоднократно описанной «вертикальной» композиции цикла, т.е. попросту в то, что героиня обычно находится в вышине, а герой внизу, что «всплывает» или «восходит» она неизменно в вечерних сумерках, на заре, что она «светильник», «источник света», «белая», «Закатная, Таинственная Дева». И, вернувшись к нашему первому вопросу (почему Она «рассыпает жемчуга»), вспомнить стихотворение Фета «Мудрым нужно слово света...»:

Я не знаю: в жизни здешней Думы ль правы, чувства ль правы?
Отчего так месяц вешний Жемчугом осыпал травы?

Итак, «рассыпает жемчуга» - уже известная русской лирике метафора, обозначающая лунный свет, отраженный в каплях росы. Знакома русской лирике XIX в. и другая «странная» метафора Блока: «Ее необычайный глаз». Источник ее - стихотворение Я. Полонского «Царь-Девица», оказавшее огромное воздействие на образную систему «Стихов о Прекрасной Даме». Луна в этом стихотворении названа «влажный глаз». Стихотворение же «За туманом, за лесами...» содержит несомненные аллюзии на пушкинские «дорожные», «зимние» стихотворения («Еду влажными полями» - «Еду, еду в чистом поле»):

Сквозь волнистые туманы Пробирается луна,
На печальные поляны Льет печально свет она.

Так блудящими огнями Поздней ночью за рекой

Над печальными лугами Мы встречаемся с Тобой.

Если предположить, что все эти совпадения не случайны и что центральный образ «Стихов о Прекрасной Даме» - Луна, не называемая, но сквозящая через перифрастические описания, то многие «загадки» цикла прояснятся сами собой. Заслуживает внимания, что «луна» («месяц») в тексте «Стихов о Прекрасной Даме» названа прямо всего 6 раз. Создается впечатле­ние, что Луна как главный сакральный предмет табуируется, зашифровывается. Тем более что в стихотворениях, не вошедших в основной текст первого тома лирической трилогии, прямых именований Луны очень много.

При таком прочтении многие стихотворения будут выглядеть как «стихотворения-загадки» (термин М.Л. Гаспарова), которые мгновенно проясняются, как только названо ключевое слово:

Признак истинного чуда
В час полночной темноты -
Мглистый мрак и камней груда,
В них горишь алмазом ты.
В полночь глухую рожденная
Спутником бледным земли,
В ткани земли облаченная,
Ты серебрилась вдали.

Но, не умножая примеров, отметим, что не все стихотворения сборника легко прочитываются как зашифрованные «пейзажные» зарисовки, и Она далеко не всегда отождествляется с чувственным образом Луны. Так, по-прежнему необъяснимыми кажутся стихотворения, где Она названа «Царевной» в тереме, «влажным злаком», где говорится о ее «Храме», «престоле», где говорится о ворожбе, гаданиях, двойничестве или двуликости, о царстве мертвых. Но все эти стихотворения становятся понятнее, как только от чувственного образа Луны мы перейдем к многозначному лунарному мифу. Блок, безусловно, мог знать, по крайней мере, античные варианты мифа о Луне, отчасти из гимназического курса, но в наибольшей степени - из университетских лекций, в первую очередь Ф.Ф. Зелинского. Влияния филологических штудий на свое поэтическое творчество Блок не отрицал. Так, 16 декабря 1902 г. он писал невесте о том, как помогает ему греческая философия: «Удивит ли Тебя это? Как ни странно, не только греческая философия (особенно времен Христа), но и всякая «настоящая» книга, трактующая о вечном, теперь понятна и близка мне. Я уже могу найти там Твое изображение». Ретроспективно, в 1918 г., в неоконченном автокомментарии к «Стихам о Прекрасной Даме» Блок утверждал: «На мое восприятие влияет и филология».

Хорошо известно, например, что Селена (Геката) в греческой мифологии покровительствует любовным чарам, гаданиям и колдовству. Связь Луны с богиней плодородия (Деметрой, Церерой) и ее дочерью - царицей Аида Персефоной (Прозерпиной) объясняет и символику злака, и мотивы царства мертвых в «Стихах о Прекрасной Даме». Мотив «смыкания кругов» звучит впервые... в гомеровском гимне «К Селене»:

Селена-богиня Вечером в день полнолунья.
Великий свой круг совершая,
Ярче всего в это время она,
увеличившись, блещет... (Пер. В. Вересаева)

На вопрос о ближайшем и вероятном источнике этих сведений, помимо академических штудий, ответить достаточно просто: в наиболее концентрированном виде изложение всех перечисленных модификаций символа Луны содержится в начале одиннадцатой книги романа Апулея «Метаморфозы, или Золотой осел», которая открывается молитвой героя к Луне и ее ответным обращением к нему. Напомню, что Блоку принадлежит рецензия на фрагмент этого романа об Амуре и Психее. Из этого фрагмента становится ясно, насколько не случайны в ранней лирике Блока такие именования героини, как «Владычица вселенной», «Российская Венера», «голубая царица земли», «царица звездных ратей», «Ты, держащая море и сушу». Ср.: «Владычица небес, будь ты Церерою, благодатною матерью злаков <...>; будь ты Венерою небесной, что рождением Амура в самом начале веков два различных пола соеди­нила <...>, будь сестрою Феба <...>; будь Прозерпиною, ночными завываниями ужас наводящею, что триликим образом своим натиск злых духов смиряешь и над подземными силами властвуешь». Богиня, отвечая герою, тоже перечисляет свои имена-атрибуты: «Мать природы, госпожа всех стихий, изначальное порождение времен - высшее из божеств, владычица душ усопших, первая среди небожителей, единый образ всех богов и богинь, мановению которой подвластны небес лазурный свод, моря целительные дуновения, преисподней плачевное безмолвие».

Наконец, мотивы Царевны в тереме восходят не только к известным русским сказкам, но и к гностическому варианту мифа о Софии-Премудрости, заключенной в тело земной женщины - Елены, спутницы Симона-Мага (Волхва). В изложении Ф.Ф. Зелинского этот сюжет является частью мифа о Елене Спартанской. Ср.: «Мудрость Бога снизошла с неба на землю; Мудрость воплотилась в образе смертной; Мудрость была взята в плен темными силами; Мудрость в образе Елены стала причиной Троянской войны; Мудрость, пленная, ждет своего освобождения, и богом станет тот, кто ее освободит». Известно, что Ф.Ф. Зелинский был одним из самых почитаемых Блоком профессоров историко-филологического факультета Петербургского университета. Но если даже этот сюжет не излагался на его лекциях, Блок мог прочесть статью «Елена Прекрасная» в журнале «Вопросы жизни» (1905, №12), в котором и сам сотрудничал. Деревянная башня (терем), в которой находилась Елена, излучает свет одновременно из всех окон, поскольку она Луна: подобное отождествление порождено созвучием слов Елена - Селена. Древние отождествляли Елену также с Астартой, называли ее колдуньей, почитали ее храм в Спарте как источник чудес (позднее эти мотивы отразились в драме Блока «Песня Судьбы»). Русский фольклорный вариант сюжета о царевне Елене Прекрасной в тереме сохраняет некоторые признаки связи с мифом о Луне: вспомним, что Елена, сидя в тереме, ударяет доскакавшего до нее жениха перстнем, отчего у него во лбу загорается звезда.

Из всего сказанного ясно, что связь центрального женского образа «Стихов о Прекрасной Даме» с лунарным мифом вовсе не отменяет возможности прочтения этого цикла через соловьевский миф о Софии. Тем более что влияние гностической мифологии на философскую лирику Соловьева - факт общепризнанный. София же у гностиков тоже связывается с символом Луны. Сложнейшая образная структура «Стихов о Прекрасной Даме» заключается именно в этой уникальной для русской поэзии многослойности смыслов и прочтений, где ни один слой не уничтожает предыдущий или последующий, а лишь способствует его дальнейшему углублению и разветвлению. Это и есть подлинный символ как принцип поэтического воссоздания мира.

Пожалуй, самым чутким читателем ранних стихов Блока оказался Андрей Белый, сразу же угадавший связь блоковской героини с Луной. В одном из первых своих писем Блоку (от 6 января 1903 г.), размышляя над фразой Вл. Соловьева «Душа мира есть существо двойственное», Белый указывал на возможность двоякой интерпретации Вечной Женственности: «Воплощая Христа, Она - София, Лучистая Дева; не воплощая Христа - лунная Дева, Астарта, огненная Блудница, Вавилон». В позднейших воспоминаниях о Блоке он вновь возвращается к их юношеской переписке и утверждает, что центральный образ «Стихов о Прекрасной Даме» двоится: «Астарта, Луна вечно силится заслонить Ее». Говоря о мотивах второго тома лирической трилогии, Белый проницательно указал на значение лейтмотива искривленного, ущербного, мертвого гримасничающего месяца («Третий - месяц наверху - /Искривил свой рот»; «Выйдет месяц - небесный Пьеро, / Встанет красный паяц на юру» и т.п.).

Заслуживает переосмысления и структура первого издания «Стихов о Прекрасной Даме», где циклы сгруппированы тематически и названы «Неподвижность», «Перекрестки» и «Ущерб». Названия двух последних циклов в этом контексте принимают дополнительные значения, связанные с лунной символикой (поясним, что перекресток - место для ворожбы, гаданий). Но и позднейшая перециклизация стихов по хронологическому принципу позволяет увидеть, как не совпадают с деталями написания темы весны, лета и зимы, но зато несомненна их периодичность, связанная с лунным циклом.

Однако это единство «биографического», «лунного», «сакрально-мистического» планов продержалось недолго. Распадение единого космоса «Стихов о Прекрасной Даме» на множество автономных миров в «Распутьях» (в основном тексте первого тома), как это неоднократно отмечалось, начинается со счастливого завершения первой фазы романа Блока с будущей женой 7 ноября 1902 г., с ее согласия стать его невестой. Именно с этого момента внутренний мир первого тома проникается атмосферой тревоги, неблагополучия, двойничества. Укажем, например, на «странное» стихотворение «Голос», написанное от лица героини, называющей себя «царицей звездных ратей» и упрекающей героя в измене или, скорее, в том, что он принял за нее другую:

Ты - во сне. Моих объятий
Не дарю тебе в ночи.
Я - царица звездных ратей,
Не тебе мои лучи.
Ты обманут неизвестным:
За священные мечты
Невозможно бестелесным
Открывать свои черты.
Углубись еще бесстрастней
В сумрак духа своего:
Ты поймешь, что я прекрасней
Привиденья твоего.

В других стихотворениях в привычный природный, почти вневременной мир встреч героя и героини врывается современный дисгармоничный город, а сам сюжет «мистического романа» резко десакрализуется: отсекаются все возможные его символические прочтения, кроме земного, биографического:

Когда я в сумерки проходил по дороге, Заприметился в окошке красный огонек. Розовая девушка встала на пороге И сказала мне, что я красив и высок.

В этом вся моя сказка, добрые люди.
Мне больше не надо от вас ничего:
Я никогда не мечтал о чуде -
И вы успокойтесь - и забудьте про него.

Чем же объяснить это несоответствие счастливого финала в жизни ощущению драматичности и даже гибельности происходящего в мире? Психологические причины распада прежнего мира сформулированы З.Г. Минц: «Блок, «старомодно» честный, до ужаса страшившийся всякого «мистического шарлатанства», не мог отождествить девушку, с которой его на всю жизнь связали «морозные поцелуи», и гностическую «Деву Радужных ворот», случившееся счесть «мировой мистерией», концом всемирной истории <...>. Выхода, по сути дела, не было. «Романтические» потребности личности, мистический идеал и реальность, внешне, казалось бы, слившиеся, в действительности именно после 7 ноября 1902 г. вступили в трагическое для Блока и его невесты противоречие. Первый же день «свершения» многолетних экзальтированных мечтаний стал началом гибели мифа о личном воплощении мировой мистерии”.

С этого момента блоковские «Стихи о Прекрасной Даме» утрачивают всякое сходство с сонетами Данте к Беатриче или Петрарки к Лауре: ни один из подобных мистических романов в мировой литературе не мог закончиться реальным соединением героев в материальном мире.

Для того чтобы «роман в стихах» мог получить продолжение, нужны были разнонаправленные поиски, резкая трансформация основного автобиографического мифа о Душе мира, открытость внешней действительности, все упорнее проникающей не только в события личной жизни, но и в художественное пространство блоковского творчества.

Л-ра: Русская словесность. – 1997. – № 2. – С. 32-38.

Цикл «Стихи о Прекрасной Даме»

(129 стихотворений)

Вступление

Отдых напрасен. Дорога крута.
Вечер прекрасен. Стучу в ворота.

Дольнему стуку чужда и строга,
Ты рассыпаешь кругом жемчуга.

Терем высок, и заря замерла.
Красная тайна у входа легла.

Кто поджигал на заре терема,
Что воздвигала Царевна Сама?

Каждый конёк на узорной резьбе
Красное пламя бросает к тебе.

Купол стремится в лазурную высь.
Синие окна румянцем зажглись.

Все колокольные звоны гудят.
Залит весной беззакатный наряд.

Ты ли меня на закатах ждала?
Терем зажгла? Ворота отперла?

———————————————————————————

***
Я вышел. Медленно сходили
На землю сумерки зимы.
Минувших дней младые были
Пришли доверчиво из тьмы…

Пришли и встали за плечами,
И пели с ветром о весне…
И тихими я шёл шагами,
Провидя вечность в глубине..

О, лучших дней живые были!
Под вашу песнь из глубины
На землю сумерки сходили
И вечности вставали сны!..

———————————————————————————

***
Ветер принёс издалёка
Песни весенней намёк,
Где-то светло и глубоко
Неба открылся клочок.

В этой бездонной лазури,
В сумерках близкой весны
Плакали зимние бури,
Реяли звёздные сны.

Робко, темно и глубоко
Плакали струны мои.
Ветер принёс издалёка
Звучные песни твои.

———————————————————————————

***
Тихо вечерние тени
В синих ложатся снегах.
Сонмы нестройных видений
Твой потревожили прах.
Спишь ты за дальней равниной,
Спишь в снеговой пелене…
Песни твоей лебединой
Звуки почудились мне.
Голос, зовущий тревожно,
Эхо в холодных снегах…
Разве воскреснуть возможно?
Разве былое — не прах?
Нет, из господнего дома
Полный бессмертия дух
Вышел родной и знакомой
Песней тревожить мой слух.
Сонмы могильных видений,
Звуки живых голосов…
Тихо вечерние тени
Синих коснулись снегов.

———————————————————————————

***
Душа молчит. В холодном небе
Всё те же звёзды ей горят.
Кругом о злате иль о хлебе
Народы шумные кричат…
Она молчит, — и внемлет крикам,
И зрит далёкие миры,
Но в одиночестве двуликом
Готовит чудные дары,
Дары своим богам готовит
И, умащённая, в тиши,
Неустающим слухом ловит
Далёкий зов другой души…

Так- белых птиц над океаном
Неразлучённые сердца
Звучат призывом за туманом,
Понятным им лишь до конца.

———————————————————————————

***
Ты отходишь в сумрак алый,
В бесконечные круги.
Я послышал отзвук малый,
Отдалённые шаги.

Близко ты или далече
Затерялась в вышине?
Ждать иль нет внезапной встречи
В этой звучной тишине?

В тишине звучат сильнее
Отдалённые шаги,
Ты ль смыкаешь, пламенея,
Бесконечные круги?

———————————————————————————

***
О. М. Соловьёвой

Ночью сумрачной и дикой —
Сын бездонной глубины —
Бродит призрак бледноликий
На полях моей страны,
И поля во мгле великой
Чужды, хладны и темны.

Лишь порой, заслышав бога,
Дочь блаженной стороны
Из родимого чертога
Гонит призрачные сны,
И в полях мелькает много
Чистых девственниц весны.

———————————————————————————

***
Навстречу вешнему расцвету
Зазеленели острова.
Одна лишь песня не допета,
Забылись вечные слова…

Душа в стремленьи запоздала,
В пареньи смутном замерла,
Какой-то тайны не познала,
Каких-то снов не поняла…

И вот — в завистливом смущеньи
Глядит — растаяли снега,
И рек нестройное теченье
Свои находит берега.

———————————————————————————

***
В день холодный, в день осенний
Я вернусь туда опять
Вспомнить этот вздох весенний,
Прошлый образ увидать.

Я приду — и не заплачу,
Вспоминая, не сгорю.
Встречу песней наудачу
Новой осени зарю.

Злые времени законы
Усыпили скорбный дух.
Прошлый вой, былые стоны
Не услышишь — я потух.

Самый огнь — слепые очи
Не сожжёт мечтой былой.
Самый день — темнее ночи
Усыплённому душой.

———————————————————————————

***
Так — разошлись в часы рассвета.
А. Б.

Всё отлетают сны земные,
Всё ближе чуждые страны.
Страны холодные, немые,
И без любви, и без весны.

Там — далеко, открыв зеницы,
Виденья близких и родных
Проходят в новые темницы
И равнодушно смотрят в них.

Там — матерь сына не узнает,
Потухнут страстные сердца…
Там безнадёжно угасает
Моё скитанье — без конца…

И вдруг, в преддверьи заточенья,
Послышу дальние шаги…
Ты — одиноко — в отдаленьи,
Сомкнёшь последние круги…

———————————————————————————

***
В передзакатные часы
Среди деревьев вековых
Люблю неверные красы
Твоих очей и слов твоих.

Прощай, идёт ночная тень,
Ночь коротка, как вешний сон,
Но знаю — завтра новый день,
И новый для тебя закон.

Не бред, не призрак ты лесной,
Но старина не знала фей
С такой неверностью очей,
С душой изменчивой такой!

———————————————————————————

***
Всё бытиё и сущее согласно
В великой, непрестанной тишине.
Смотри туда участно, безучастно, —
Мне всё равно — вселенная во мне.
Я чувствую, и верую, и знаю,
Сочувствием провидца не прельстишь.
Я сам в себе с избытком заключаю
Все те огни, какими ты горишь.
Но больше нет ни слабости, ни силы,
Прошедшее, грядущее — во мне.
Всё бытиё и сущее застыло
В великой, неизменной тишине.
Я здесь в конце, исполненный прозренья,
Я перешёл граничную черту.
Я только жду условного виденья,
Чтоб отлететь в иную пустоту.

———————————————————————————

***
Кто-то шепчет и смеётся
Сквозь лазоревый туман.
Только мне в тиши взгрустнётся
Снова смех из милых стран!

Снова шопот — и в шептаньи
Чья-то ласка, как во сне,
В чьём-то женственном дыханьи,
Видно, вечно радость мне!

Пошепчи, посмейся, милый,
Милый образ, нежный сон;
Ты нездешней, видно, силой
Наделён и окрылён.

———————————————————————————

***
Белой ночью месяц красный
Выплывает в синеве.
Бродит призрачно-прекрасный,
Отражается в Неве.

Мне провидится и снится
Исполпенье тайных дум.
В вас ли доброе таится,
Красный месяц, тихий шум?

———————————————————————————

***
Небесное умом не измеримо,
Лазурное сокрыто от умов.
Лишь изредка приносят серафимы
Священный сон избранникам миров.

И мнилась мне Российская Венера,
Тяжёлою туникой повита,
Бесстрастна в чистоте, нерадостна без меры,
В чертах лица — спокойная мечта.

Она сошла на землю не впервые,
Но вкруг неё толпятся в первый раз
Богатыри не те, и витязи иные…
И странен блеск её глубоких глаз…

———————————————————————————

***
Они звучат, они ликуют,
Не уставая никогда,
Они победу торжествуют,
Они блаженны навсегда.

Кто уследит в окрестном звоне,
Кто ощутит хоть краткий миг
Мой бесконечный в тайном лоне,
Мой гармонический язык?
Пусть всем чужда моя свобода,
Пусть всем я чужд, в саду моём
Звенит и буйствует природа.
Я — соучастник ей во всём!

———————————————————————————

***
Одинокий, к тебе прихожу,
Околдован огнями любви.
Ты гадаешь. — Меня не зови —
Я и сам уж давно ворожу.

От тяжёлого бремени лет
Я спасался одной ворожбой,
И опять ворожу над тобой,
Но неясен и смутен ответ.

Ворожбой полонённые дни
Я лелею года, — не зови…
Только скоро ль погаснут огни
Заколдованной тёмной любви?

———————————————————————————

***
И тяжкий сон житейского сознанья
Ты отряхнёшь, тоскуя и любя.
Вл. Соловьёв

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо —
Всё в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне — и ясен нестерпимо,
И молча жду, — тоскуя и любя.

Весь горизонт в огне, и близко появленье,
Но страшно мне: изменишь облик Ты,

И дерзкое возбудишь подозренье,
Сменив в конце привычные черты.

О, как паду — и горестно, и низко,
Не одолев смертельные мечты!

Как ясен горизонт! И лучезарность близко.
Но страшно мне: изменишь облик Ты.

———————————————————————————

***
…и поздно желать,
Всё минуло: и счастье и горе.
Вл. Соловьёв

Не сердись и прости. Ты цветёшь одиноко,
Да и мне не вернуть
Этих снов золотых, этой веры глубокой…
Безнадёжен мой путь.

Мыслью сонной цветя, ты блаженствуешь много,
Ты лазурью сильна.
Мне — другая и жизнь, и другая дорога,
И душе — не до сна.

Верь — несчастней моих молодых поклонений
Нет в обширной стране,
Где дышал и любил твой таинственный гений,
Безучастный ко мне.

———————————————————————————

***
За туманом, за лесами
Загорится — пропадёт,
Еду влажными полями —
Снова издали мелькнёт.

Так блудящими огнями
Поздней ночью, за рекой,
Над печальными лугами
Мы встречаемся с Тобой.

Но и ночью нет ответа,
Ты уйдёшь в речной камыш,
Унося источник света,
Снова издали манишь.

———————————————————————————

***
В бездействии младом, в передрассветной лени
Душа парила ввысь, и там Звезду нашла.
Туманен вечер был, ложились мягко тени.
Вечерняя Звезда, безмолвствуя, ждала.

Невозмутимая, на тёмные ступени
Вступила Ты, и, Тихая, всплыла.
И шаткою мечтой в передрассветной лени
На звёздные пути Себя перенесла.

И протекала ночь туманом сновидений.
И юность робкая с мечтами без числа.
И близится рассвет. И убегают тени.
И, Ясная, Ты с солнцем потекла.

———————————————————————————

***
Сегодня шла Ты одиноко,
Я не видал Твоих чудес.
Там, над горой Твоей высокой,
Зубчатый простирался лес.

И этот лес, сомкнутый тесно,
И эти горные пути
Мешали слиться с неизвестным,
Твоей лазурью процвести.

———————————————————————————

***
С. Соловьёву

Она росла за дальними горами.
Пустынный дол — ей родина была.
Никто из вас горящими глазами
Её не зрел — она одна росла.
И только лик бессмертного светила —
Что день — смотрел на девственный расцвет,
И, влажный злак, она к нему всходила,
Она в себе хранила тайный след.
И в смерть ушла, желая и тоскуя.
Никто из вас не видел здешний прах…
Вдруг расцвела, в лазури торжествуя,
В иной дали и в неземных горах.
И ныне вся овеяна снегами.
Кто белый храм, безумцы, посетил?
Она цвела за дальними горами,
Она течёт в ряду иных светил.

———————————————————————————

***
Внемля зову жизни смутной,
Тайно плещущей во мне,
Мысли ложной и минутной
Не отдамся и во сне.
Жду волны — волны попутной
К лучезарной глубине.

Чуть слежу, склонив колени,
Взором кроток, сердцем тих,
Уплывающие тени
Суетливых дел мирских
Средь видений, сновидений,
Голосов миров иных.

———————————————————————————

***
Прозрачные, неведомые тени
К Тебе плывут, и с ними Ты плывёшь,
В объятия лазурных сновидений,
Невнятных нам, — Себя Ты отдаёшь.

Перед Тобой синеют без границы
Моря, поля, и горы, и леса,
Перекликаются в свободной выси птицы,
Встаёт туман, алеют небеса.

А здесь, внизу, в пыли, в уничиженьи,
Узрев на миг бессмертные черты,
Безвестный раб, исполнен вдохновенья,
Тебя поёт. Его не знаешь Ты,

Не отличишь его в толпе народной,
Не наградишь улыбкою его,
Когда вослед взирает, несвободный,
Вкусив на миг бессмертья Твоего.

———————————————————————————

***
Я жду призыва, ищу ответа,
Немеет небо, земля в молчаньи,
За жёлтой нивой — далёко где-то —
На миг проснулось моё воззванье.

Я жду — и трепет объемлет новый.
Всё ярче небо, молчанье глуше…
Ночную тайну разрушит слово…
Помилуй, боже, ночные души!

На миг проснулось за нивой, где-то,
Далёким эхом моё воззванье.
Всё жду призыва, ищу ответа,
Но странно длится земли молчанье.

———————————————————————————

***
Не ты ль в моих мечтах, певучая, прошла
Над берегом Невы и за чертой столицы?
Не ты ли тайный страх сердечный совлекла
С отвагою мужей и с нежностью девицы?

Ты песнью без конца растаяла в снегах
И раннюю весну созвучно повторила.
Ты шла звездою мне, но шла в дневных лучах
И камни площадей и улиц освятила.

Тебя пою, о, да! Но просиял твой свет
И вдруг исчез — в далёкие туманы.
Я направляю взор в таинственные страны, —

Тебя не вижу я, и долго бога нет.
Но верю, ты взойдёшь, и вспыхнет сумрак алый,
Смыкая тайный круг, в движеньи запоздалый.

———————————————————————————

***
За городом в полях весною воздух дышит.
Иду и трепещу в предвестии огня.
Там, знаю, впереди — морскую зыбь колышет
Дыханье сумрака — и мучает меня.

Я помню: далеко шумит, шумит столица.
Там, в сумерках весны, неугомонный зной.
О, скудные сердца! Как безнадёжны лица!
Не знавшие весны тоскуют над собой.

А здесь, как память лет невинных и великих,
Из сумрака зари — неведомые лики
Вещают жизни строй и вечности огни…

Забудем дольний шум. Явись ко мне без гнева,
Закатная, Таинственная Дева,
И завтра и вчера огнём соедини.

———————————————————————————

***
Вечереющий день, догорая,
Отступает в ночные края.
Посещает меня, возрастая,
Неотступная Тайна моя.

Неужели и страстная дума,
Бесконечно земная волна,
Затерявшись средь здешнего шума,
Не исчерпает жизни до дна?

Неужели в холодные сферы
С неразгаданной тайной земли
Отошли и печали без меры,
И любовные сны отошли?

Умирают мои угнетенья,
Утоляются горести дня,
Только Ты одинокою тенью
Посети на закате меня.

———————————————————————————

***
Не жди последнего ответа,
Его в сей жизни не найти.
Но ясно чует слух поэта
Далёкий гул в своём пути.

Он приклонил с вниманьем ухо,
Он жадно внемлет, чутко ждёт,
И донеслось уже до слуха:
Цветёт, блаженствует, растёт…

Всё ближе — чаянье сильнее,
Но, ах! — волненья не снести…
И вещий падает, немея,
Заслыша близкий гул в пути.

Кругом — семья в чаду молений,
И над кладбищем — мерный звон.
Им не постигнуть сновидений,
Которых не дождался он!..

———————————————————————————

***
Не пой ты мне и сладостно, и нежно:
Утратил я давно с юдолью связь.
Моря души — просторны и безбрежны,
Погибнет песнь, в безбрежность удалясь.

Одни слова без песен сердцу ясны.
Лишь правдой их над сердцем процветёшь.
А песни звук — докучливый и страстный —
Таит в себе невидимую ложь.

Мой юный пыл тобою же осмеян,
Покинут мной — туманы позади.
Объемли сны, какими я овеян,
Пойми сама, что будет впереди.

———————————————————————————

***
Не жаль мне дней ни радостных, ни знойных,
Ни лета зрелого, ни молодой весны.
Они прошли — светло и беспокойно,
И вновь придут — они землёй даны.

Мне жаль, что день великий скоро минет,
Умрёт едва рождённое дитя.
О, жаль мне, друг, — грядущий пыл остынет,
В прошедший мрак и в холод уходя!

Нет, хоть в конце тревожного скитанья
Найду пути, и не вздохну о дне!
Не омрачить заветного свиданья
Тому, кто здесь вздыхает обо мне.

———————————————————————————

***
Признак истинного чуда
В час полночной темноты —
Мглистый мрак и камней груда,
В них горишь алмазом ты.

А сама — за мглой речною
Направляешь горный бег
Ты лазурью золотою
Просиявшая навек.

———————————————————————————

***
Дождёшься ль вечерней порой
Опять и желанья, и лодки,
Весла, и огня за рекой?
Фет

Сумерки, сумерки вешние,
Хладные волны у ног,
В сердце — надежды нездешние,
Волны бегут на песок.

Отзвуки, песня далёкая,
Но различить — не могу.
Плачет душа одинокая
Там, на другом берегу.

Тайна ль моя совершается,
Ты ли зовёшь вдалеке?
Лодка ныряет, качается,
Что-то бежит по реке.

В сердце — надежды нездешние,
Кто-то навстречу — бегу…
Отблески, сумерки вешние,
Клики на том берегу.

———————————————————————————

***
Ты горишь над высокой горою,
Недоступна в Своём терему.
Я примчуся вечерней порою,
В упоеньи мечту обниму.

Ты, заслышав меня издалёка,
Свой костёр разведёшь ввечеру,
Стану, верный велениям Рока,
Постигать огневую игру.

И когда среди мрака снопами
Искры станут кружиться в дыму,
Я умчусь с огневыми кругами
И настигну Тебя в терему.

———————————————————————————

***
Видно, дни золотые пришли.
Все деревья стоят, как в сияньи.
Ночью холодом веет с земли;
Утром белая церковь вдали
И близка и ясна очертаньем.

Всё поют и поют вдалеке,
Кто поёт — не пойму; а казалось,
Будто к вечеру там, на реке —
В камышах ли, в сухой осоке, —
И знакомая песнь раздавалась.

Только я не хочу узнавать.
Да и песням знакомым не верю.
Всё равно — мне певца не понять.
От себя ли скрывать
Роковую потерю?

———————————————————————————

***
Кругом далёкая равнина,
Да толпы обгорелых пней
Внизу — родимая долина,
И тучи стелятся над ней.

Ничто не манит за собою,
Как будто даль сама близка.
Здесь между небом и землёю
Живёт угрюмая тоска.

Она и днём и ночью роет
В полях песчаные бугры.
Порою жалобно завоет
И вновь умолкнет — до поры.

И всё, что будет, всё, что было,
Холодный и бездушный прах,
Как эти камни над могилой
Любви, затерянной в потях.

———————————————————————————

***
Я всё гадаю над тобою,
Но, истомлённый ворожбой,
Смотрю в глаза твои порою
И вижу пламень роковой.

Или великое свершилось,
И ты хранишь завет времён
И, озарённая, укрылась
От дуновения племён?

Но я, покорствуя заране,
Знай, сохраню святой завет.
Не оставляй меня в тумане
Твоих первоначальных лет.

Лежит заклятье между нами,
Но, в постоянстве недвижим,
Скрываю родственное пламя
Под бедным обликом своим.

———————————————————————————

***
Нет конца лесным тропинкам.
Только встретить до звезды
Чуть заметные следы…
Внемлет слух лесным былинкам.

Всюду ясная молва
Об утраченных и близких…
По верхушкам ёлок низких
Перелётные слова…

Не замечу ль по былинкам
Потаённого следа…
Вот она — зажглась звезда!
Нет конца лесным тропинкам.

———————————————————————————

***
Мчит меня мёртвая сила,
Мчит по стальному пути.
Небо уныньем затмило,
В сердце — твой голос: «Прости».

Да, и в разлуке чиста ты
И непорочно свята.
Вон огневого заката
Ясная гаснет черта.

Нет безнадёжного горя!
Сердце — под гнётом труда,
А на небесном просторе —
Ты — золотая звезда.

———————————————————————————

Посвящение
Встали надежды пророка —
Близки лазурные дни.
Пусть лучезарность востока
Скрыта в неясной тени.

Но за туманами сладко
Чуется близкий рассвет.
Мне мировая разгадка
Этот безбрежный поэт.

Здесь — голубыми мечтами
Светлый возвысился храм.
Всё голубое — за Вами
И лучезарное — к Вам.

———————————————————————————

***
Пройдёт зима — увидишь ты
Мои равнины и болота
И скажешь: «Сколько красоты!
Какая мёртвая дремота!»

Но помни, юная, в тиши
Моих равнин хранил я думы
И тщетно ждал твоей души,
Больной, мятежный и угрюмый.

Я в этом сумраке гадал,
Взирал в лицо я смерти хладной
И бесконечно долго ждал,
В туманы всматриваясь жадно.

Но мимо проходила ты, —
Среди болот хранил я думы,
И этой мёртвой красоты
В душе остался след угрюмый.

———————————————————————————

***
Встану я в утро туманное,
Солнце ударит в лицо.
Ты ли, подруга желанная,
Всходишь ко мне на крыльцо?

Настежь ворота тяжёлые!
Ветром пахнуло в окно!
Песни такие весёлые
Не раздавались давно!

С ними и в утро туманное
Солнце и ветер в лицо!
С ними подруга желанная
Всходит ко мне на крыльцо!

———————————————————————————

***
Снова ближе вечерние тени,
Ясный день догорает вдали.
Снова сонмы нездешних видении
Всколыхнулись — плывут — подошли.

Что же ты на великую встречу
Не вскрываешь свои глубины?
Или чуешь иного предтечу
Несомненной и близкой весны?

Чуть во мраке светильник завижу
Поднимусь и, не глядя, лечу.
Ты же в сумраке, милая, ближе
К неподвижному жизни ключу.

———————————————————————————

***
Хранила я среди младых созвучий
Задумчивый и нежный образ дня.
Вот дунул вихрь, поднялся прах летучий,
И солнца нет, и сумрак вкруг меня.

Но в келье — май, и я живу, незрима,
Одна, в цветах, и жду другой весны.
Идите прочь — я чую серафима,
Мне чужды здесь земные ваши сны.

Идите прочь, скитальцы, дети, боги!
Я расцвету ещё в последний день,
Мои мечты — священные чертоги,
Моя любовь — немеющая тень.

———————————————————————————

***

Вышла я в улицы сонные.
Там, в поднебесьи, идут облака
Через туман озарённые.

С ними — знакомое, слышу, вослед…
Нынче ли сердце пробудится?
Новой ли, прошлой ли жизни ответ,
Вместе ли оба почудятся?

Если бы злое несли облака,
Сердце моё не дрожало бы…
Скрипнула дверь. Задрожала рука.
Слёзы. И песни. И жалобы.

———————————————————————————

***
Зарево белое, жёлтое, красное,
Крики и звон вдалеке.
Ты не обманешь, тревога напрасная,
Вижу огни на реке.

Заревом ярким и поздними криками
Ты не разрушишь мечты.
Смотрится призрак очами великими
Из-за людской суеты.

Смертью твоею натешу лишь взоры я,
Жги же свои корабли!
Вот они — тихие, светлые, скорые —
Мчатся ко мне издали.

———————————————————————————

***
Я ли пишу, или ты из могилы
Выслала юность свою, —
Прежними розами призрак мне милый
Я, как тогда, обовью.

Если умру — перелётные птицы
Призрак развеют, шутя.
Скажешь и ты, разбирая страницы:
«Божье то было дитя».

———————————————————————————

***
Жду я холодного дня,
Сумерек серых я жду.
Замерло сердце, звеня:
Ты говорила: «Приду, —

Жди на распутьи — вдали
Людных и ярких дорог,
Чтобы с величьем земли
Ты разлучиться не мог.

Тихо приду и замру,
Как твоё сердце, звеня,
Двери тебе отопру
В сумерках зимнего дня».

———————————————————————————

***
Будет день — и свершится великое,
Чую в будущем подвиг души.

Ты — другая, немая, безликая,
Притаилась, колдуешь в тиши.

Но во что обратишься — не ведаю,
И не знаешь ты, буду ли твой,

А уж Там веселятся победою
Над единой и страшной душой.

———————————————————————————

***
Я долго ждал — ты вышла поздно,
Но в ожиданьи ожил дух,
Ложился сумрак, но бесслёзно
Я напрягал и взор и слух.

Когда же первый вспыхнул пламень
И слово к небу понеслось, —
Разбился лёд, последний камень
Упал, — и сердце занялось.

Ты в белой вьюге, в снежном стоне
Опять волшебницей всплыла,
И в вечном свете, в вечном звоне
Церквей смешались купола.

———————————————————————————

***
Ночью вьюга снежная
Заметала след.
Розовое, нежное
Утро будит свет.

Встали зори красные,
Озаряя снег.
Яркое и страстное
Всколыхнуло брег.

Вслед за льдиной синею
В полдень я всплыву.
Деву в снежном инее
Встречу наяву.

———————————————————————————

Ворожба

Я могуч и велик ворожбою,
Но тебя уследить — не могу.
Полечу ли в эфир за тобою —
Ты цветёшь на земном берегу.
Опускаюсь в цветущие степи —
Ты уходишь в вечерний закат,
И меня оковавшие цепи
На земле одиноко бренчат.

Но моя ворожба не напрасна:
Пусть печально и страшно «вчера».
Но сегодня — и тайно и страстно
Заалело полнеба с утра.
Я провижу у дальнего края
Разгоревшейся тучи — тебя.
Ты глядишь, улыбаясь и зная,
Ты придёшь, трепеща и любя.

———————————————————————————

***
Недосказанной речи тревогу
Хороню до свиданья в ночи.
Окна терема — все на дорогу,
Вижу слабое пламя свечи.

Ждать ли поздней условленной встречи?
Знаю — юная сердцем в пути, —
Ароматом неведомой встречи
Сердце хочет дрожать и цвести.

В эту ночь благовонные росы,
Словно влажные страсти слова,
Тяжко лягут на мягкие косы —
Утром будет гореть голова…

Но несказанной речи тревогу
До свиданья в ночи — не уйму.
Слабый пламень глядит на дорогу,
Яркий пламень дрожит в терему.

———————————————————————————

***
Молчи, как встарь, скрывая свет, —
Я ранних тайн не жду.
На мой вопрос — один ответ:
Ищи свою звезду.

Не жду я ранних тайн, поверь
Они не мне взойдут.
Передо мной закрыта дверь
В таинственный приют.

Передо мной — суровый жар
Душевных слёз и бед,
И на душе моей пожар —
Один, один ответ.

Молчи, как встарь, — я услежу
Восход моей звезды,
Но сердцу, сердцу укажу
Я поздних тайн следы.

Но первых тайн твоей весны
Другим приснится свет.
Сольются наши две волны
В горниле поздних бед.

———————————————————————————

***
Вечереющий сумрак, поверь,
Мне напомнил неясный ответ.
Жду — внезапно отворится дверь,
Набежит исчезающий свет.
Словно бледные в прошлом мечты,
Мне лица сохранились черты
И отрывки неведомых слов,
Словно отклики прежних миров,
Где жила ты и, бледная, шла,
Под ресницами сумрак тая,
За тобою — живая ладья,
Словно белая лебедь, плыла,
За ладьёй — огневые струи —
Беспокойные песни мои…
Им внимала задумчиво ты,
И лица сохранились черты,
И запомнилась бледная высь,
Где последние сны пронеслись.
В этой выси живу я, поверь,
Смутной памятью сумрачных лет,
Смутно помню — отворится дверь,
Набежит исчезающий свет.

———————————————————————————

При посылке роз

Смотрел отвека бог лукавый
На эти душные цветы.
Их вековечною отравой
Дыши и упивайся ты.

С их страстной, с их истомной ленью
В младые сумерки твои
И пламенной и льстивой тенью
Войдут мечтания мои.

Неотвратимы и могучи,
И без свиданий, и без встреч,
Они тебя из душной тучи
Живою молньей будут жечь.

———————————————————————————

Ночь на новый год
Лежат холодные туманы,
Горят багровые костры.
Душа морозная Светланы
В мечтах таинственной игры.
Скрипнет снег — сердца займутся —
Снова тихая луна.
За воротами смеются,
Дальше — улица темна.
Дай взгляну на праздник смеха,
Вниз сойду, покрыв лицо!
Ленты красные — помеха,
Милый глянет на крыльцо…
Но туман не шелохнётся,
Жду полуночной поры.
Кто-то шепчет и смеётся,
И горят, горят костры…
Скрипнет снег — в морозной дали
Тихий, крадущийся свет.
Чьи-то санки пробежали…
«Ваше имя?» — Смех в ответ.
Вот поднялся вихорь снежный,
Побелело всё крыльцо…
И смеющийся, и нежный
Закрывает мне лицо…
Лежат холодные туманы,
Бледнея, крадется луна.
Душа задумчивой Светланы
Мечтой чудесной смущена…

———————————————————————————

***
С. Соловьёву

Бегут неверные дневные тени.
Высок и внятен колокольный зов.
Озарены церковные ступени,
Их камень жив — и ждёт твоих шагов.

Ты здесь пройдёшь, холодный камень тронешь,
Одетый страшной святостью веков,
И, может быть, цветок весны уронишь
Здесь, в этой мгле, у строгих образов.

Растут невнятно розовые тени,
Высок и внятен колокольный зов,
Ложится мгла на старые ступени….
Я озарён — я жду твоих шагов.

———————————————————————————

***
Высоко с темнотой сливается стена,
Там — светлое окно и светлое молчанье.
Ни звука у дверей, и лестница темна,
И бродит по углам знакомое дрожанье.

В дверях дрожащий свет и сумерки вокруг.
И суета и шум на улице безмерней.
Молчу и жду тебя, мой бедный, поздний друг,
Последняя мечта моей души вечерней.

———————————————————————————

***
Там, в полусумраке собора,
В лампадном свете образа.
Живая ночь заглянет скоро
В твои бессонные глаза.

В речах о мудрости небесной
Земные чуятся струи.
Там, в сводах — сумрак неизвестный,
Здесь — холод каменной скамьи.

Глубокий жар случайной встречи
Дохнул с церковной высоты
На эти дремлющие свечи,
На образа и на цветы.

И вдохновительно молчанье,
И скрыты помыслы твои,
И смутно чуется познанье
И дрожь голубки и змеи.

———————————————————————————

***

Но растут великие крыла.
Час придёт — исчезнет мысль о теле,
Станет высь прозрачна и светла.

Так светла, как в день весёлой встречи,
Так прозрачна, как твоя мечта.
Ты услышишь сладостные речи,
Новой силой расцветут уста.

Мы с тобой подняться не успели, —
Загорелся мой тяжёлый щит.
Пусть же ныне в роковом приделе,
Одинокий, в сердце догорит.

Новый щит я подниму для встречи,
Вознесу живое сердце вновь.
Ты услышишь сладостные речи,
Ты ответишь на мою любовь.

Час придёт — в холодные метели
Даль весны заглянет, весела.
Я укрыт до времени в приделе,
Но растут всемощные крыла.

———————————————————————————

***
Вдали мигнул огонь вечерний —
Там расступились облака.
И вновь, как прежде, между терний
Моя дорога нелегка.

Мы разошлись, вкусивши оба
Предчувствий неги и земли.
А сердце празднует до гроба
Зарю, мигнувшую вдали.

Так мимолётно перед нами
Перепорхнула жизнь — и жаль:
Всё мнится — зорь вечерних пламя
В последний раз открыло даль.

Январь 1902

———————————————————————————

***
Сны раздумий небывалых
Стерегут мой день.
Вот видений запоздалых
Пламенная тень.

Все лучи моей свободы
Заалели там.
Здесь снега и непогоды
Окружили храм.

Все виденья так мгновенны —
Буду ль верить им?
Но Владычицей вселенной,
Красотой неизреченной,
Я, случайный, бедный, тленный,
Может быть, любим.

Дни свиданий, дни раздумий
Стерегут в тиши…
Ждать ли пламенных безумий
Молодой души?

Иль, застывши в снежном храме
Не открыв лица,
Встретить брачными дарами
Вестников конца?

———————————————————————————

***
На весенний праздник света
Я зову родную тень.
Приходи, не жди рассвета,
Приноси с собою день!

Новый день — не тот, что бьётся
С ветром в окна по весне!
Пусть без умолку смеётся
Небывалый день в окне!

Мы тогда откроем двери,
И заплачем, и вздохнём,
Наши зимние потери
С лёгким сердцем понесём…

———————————————————————————

***
Ты была светла до странности
И улыбкой - не проста.
Я в лучах твоей туманности
Понял юного Христа.

Проглянул сквозь тучи прежние
Яркий отблеск неземной.
Нас колышет безмятежнее
Изумрудною волной.

Я твоей любовной ласкою
Озарён - и вижу сны.
Но, поверь, считаю сказкою
Небывалый знак весны.

———————————————————————————

***
Или устал ты до времени,
Просишь забвенья могил,
Сын утомлённого племени,
Чуждый воинственных сил?

Ищешь ты кротости, благости,
Где ж молодые огни?
Вот и задумчивой старости
К нам придвигаются дни.

Негде укрыться от времени —
Будет и нам череда…
Бедный из бедного племени!
Ты не любил никогда!

———————————————————————————

***
Для солнца возврата нет.
«Снегурочка» Островского

Сны безотчётны, ярки краски,
Я не жалею бледных звезд.
Смотри, как солнечные ласки
В лазури нежат строгий крест.

Так этим ласкам близ заката
Он отдаётся, как и мы,
Затем, что Солнцу нет возврата
Из надвигающейся тьмы.

Оно зайдёт, и, замирая,
Утихнем мы, погаснет крест, —
И вновь очнёмся, отступая
В спокойный холод бледных звезд.

———————————————————————————

***
Мы живём в старинной келье
У разлива вод.
Здесь весной кипит веселье,
И река поёт.

Но в предвестие веселий,
В день весенних бурь
К нам прольётся в двери келий
Светлая лазурь.

И полны заветной дрожью
Долгожданных лет
Мы помчимся к бездорожью
В несказанный свет.

———————————————————————————

***
И Дух и Невеста говорят: прииди.
Апокалипсис

Верю в Солнце Завета,
Вижу зори вдали.
Жду вселенского света
От весенней земли.

Всё дышавшее ложью
Отшатнулось, дрожа.
Предо мной — к бездорожью
Золотая межа.

Заповеданных лилий
Прохожу я леса.
Полны ангельских крылий
Надо мной небеса.

Непостижного света
Задрожали струи.
Верю в Солнце Завета,
Вижу очи Твои.

———————————————————————————

***
Ты — божий день. Мои мечты —
Орлы, кричащие в лазури.
Под гневом светлой красоты
Они всечасно в вихре бури.

Стрела пронзает их сердца,
Они летят в паденьи диком…
Но и в паденьи — нет конца
Хвалам, и клёкоту, и крикам!

———————————————————————————

***
Целый день передо мною,
Молодая, золотая,
Ярким солнцем залитая,
Шла Ты яркою стезёю.

Так, сливаясь с милой, дальней,
Проводил я день весенний
И вечерней светлой тени
Шёл навстречу, беспечальный.

Дней блаженных сновиденье —
Шла Ты чистою стезёю.
О, взойди же предо мною
Не в одном воображеньи!

Февраль 1902

———————————————————————————

***
Успокоительны, и чудны,
И странной тайной повиты
Для нашей жизни многотрудной
Его великие мечты.

Туманы призрачные сладки —
В них отражён Великий Свет.
И все суровые загадки
Находят дерзостный ответ —

В одном луче, туман разбившем,
В одной надежде золотой,
В горячем сердце — победившем
И хлад, и сумрак гробовой.

———————————————————————————

***
Жизнь медленная шла, как старая гадалка,
Таинственно шепча забытые слова.
Вздыхал о чём-то я, чего-то было жалко,
Какою-то мечтой горела голова.

Остановясь на перекрёстке, в поле,
Я наблюдал зубчатые леса.
Но даже здесь, под игом чуждой воли,
Казалось, тяжки были небеса.

И вспомнил я сокрытые причины
Плененья дум, плененья юных сил.
А там, вдали — зубчатые вершины
День отходящий томно золотил…

Весна, весна! Скажи, чего мне жалко?
Какой мечтой пылает голова?
Таинственно, как старая гадалка,
Мне шепчет жизнь забытые слова.

———————————————————————————

***
Травы спят красивые,
Полные росы.
В небе — тайно лживые
Лунные красы.

Этих трав дыхания
Нам обманный сон.
Я в твои мечтания
Страстно погружён.

Верится и чудится:
Мы — в согласном сне.
Всё, что хочешь, сбудется.
Наклонись ко мне.

Обними — и встретимся,
Спрячемся в траве,
А потом засветимся
В лунной синеве.

———————————————————————————

***
Мой вечер близок и безволен.
Чуть вечереют небеса, —
Несутся звуки с колоколен,
Крылатых слышу голоса.

Ты — ласковым и тонким жалом
Мои пытаешь глубины,
Слежу прозрением усталым
За вестью чуждой мне весны.

Меж нас — случайное волненье.
Случайно сладостный обман —
Меня обрёк на поклоненье,
Тебя призвал из белых стран.

И в бесконечном отдаленьи
Замрут печально голоса,
Когда окутанные тенью
Мои погаснут небеса.

———————————————————————————

***
Я жалок в глубоком бессильи,
Но Ты всё ясней и прелестней.
Там бьются лазурные крылья,
Трепещет знакомая песня.

В порыве безумном и сладком,
В пустыне горящего гнева,
Доверюсь бездонным загадкам
Очей Твоих, Светлая Дева!

Пускай не избегну неволи,
Пускай безнадёжна утрата, —
Ты здесь, в неисходной юдоли,
Безгневно взглянула когда-то!

———————————————————————————

***
Ловлю дрожащие, хладеющие руки;
Бледнеют в сумраке знакомые черты!..
Моя ты, вся моя — до завтрашней разлуки,
Мне всё равно — со мной до утра ты.
Последние слова, изнемогая,
Ты шепчешь без конца, в неизречённом сне.
И тусклая свеча, бессильно догорая,
Нас погружает в мрак, — и ты со мной, во мне.
Прошли года, и ты — моя, я знаю,
Ловлю блаженный миг, смотрю в твои черты,
И жаркие слова невнятно повторяю…
До завтра ты — моя… со мной до утра ты…

———————————————————————————

***
На тёмном пороге тайком
Святые шепчу имена.
Я знаю: мы в храме вдвоём,
Ты думаешь: здесь ты одна…

Я слушаю вздохи твой
В каком-то несбыточном сне…
Слова о какой-то любви…
И, боже! мечты обо мне…

Всё призрак — всё горе — всё ложь!
Дрожу, и молюсь, и шепчу…
О, если крылами взмахнёшь,
С тобой навсегда улечу!..

———————————————————————————

***
Я медленно сходил с ума
У двери той, которой жажду.
Весенний день сменяла тьма
И только разжигала жажду.

Я плакал, страстью утомясь,
И стоны заглушал угрюмо.
Уже двоилась, шевелясь,
Безумная, больная дума.

И проникала в тишину
Моей души, уже безумной,
И залила мою весну
Волною чёрной и бесшумной.

Весенний день сменяла тьма,
Хладело сердце над могилой.
Я медленно сходил с ума,
Я думал холодно о милой.

———————————————————————————

***
Весна в реке ломает льдины,
И милых мёртвых мне не жаль:
Преодолев мои вершины,
Забыл я зимние теснины
И вижу голубую даль.

Что сожалеть в дыму пожара,
Что сокрушаться у креста,
Когда всечасно жду удара
Или божественного дара
Из Моисеева куста!

———————————————————————————

***
Утомлённый, я терял надежды,
Подходила тёмная тоска.
Забелели чистые одежды,
Задрожала тихая рука.

«Ты ли здесь? Долина потонула
В безысходном, в непробудном сне…
Ты сошла, коснулась и вздохнула, —
День свободы завтра мне?» —

«Я сошла, с тобой до утра буду,
На рассвете твой покину сон,
Без следа исчезну, всё забуду, —
Ты проснёшься, вновь освобождён».

———————————————————————————

***
Странных и новых ищу на страницах
Старых испытанных книг,
Грежу о белых исчезнувших птицах,
Чую оторванный миг.

Жизнью шумящей нестройно взволнован,
Шопотом, криком смущён,
Белой мечтой неподвижно прикован
К берегу поздних времён.

Белая Ты, в глубинах несмутима,
В жизни — строга и гневна.
Тайно тревожна и тайно любима,
Дева, Заря, Купина.

Блёкнут ланиты у дев златокудрых,
Зори не вечны, как сны.
Терны венчают смиренных и мудрых
Белым огнём Купины.

———————————————————————————

***
Днём вершу я дела суеты,
Зажигаю огни ввечеру.
Безысходно туманная — ты
Предо мной затеваешь игру.

Я люблю эту ложь, этот блеск,
Твой манящий девичий наряд.
Вечный гомон и уличный треск,
Фонарей убегающий ряд.

Я люблю, и любуюсь, и жду
Переливчатых красок и слов.
Подойду и опять отойду
В глубины протекающих снов.

Как ты лжива и как ты бела!
Мне же по сердцу белая ложь..
Завершая дневные дела,
Знаю — вечером снова придёшь.

———————————————————————————

***
Люблю высокие соборы,
Душой смиряясь, посещать,
Входить на сумрачные хоры,
В толпе поющих исчезать.
Боюсь души моей двуликой
И осторожно хороню
Свой образ дьявольский и дикий
В сию священную броню.
В своей молитве суеверной
Ищу защиты у Христа.
Но из-под маски лицемерной
Смеются лживые уста.
И тихо, с изменённым ликом,
В мерцаньи мертвенном свечей,
Бужу я память о Двуликом
В сердцах молящихся людей.
Вот — содрогнулись, смолкли хоры,
В смятеньи бросились бежать.
Люблю высокие соборы,
Душой смиряясь, посещать.

———————————————————————————

***
Я тишиною очарован
Здесь — на дорожном полотне.
К тебе я мысленно прикован
В моей певучей тишине.

Там ворон каркает высоко,
И вдруг — в лазури потонул
Из бледноватого далёка
Железный возникает гул.

Вчера твоё я слышал слово,
С тобой расстался лишь вчера,
Но тишина мне шепчет снова:
Не так нам встретиться пора.

Вдали от суетных селений,
Среди зелёной тишины
Обресть утраченные сны
Иных, несбыточных волнений.

———————————————————————————

***
Слышу колокол. В поле весна.
Ты открыла весёлые окна.
День смеялся и гас. Ты следила одна
Облаков розоватых волокна.

Смех прошёл по лицу, но замолк и исчез.
Что же мимо прошло и смутило?
Ухожу в розовеющий лес.
Ты забудешь меня, как простила.

Апрель 1902

———————————————————————————

***
Там — в улице стоял какой-то дом,
И лестница крутая в тьму водила.
Там открывалась дверь, звеня стеклом,
Свет выбегал, — и снова тьма бродила.

Там в сумерках белел дверной навес
Под вывеской «Цветы», прикреплен болтом.
Там гул шагов терялся и исчез
На лестнице — при свете лампы жолтом.

Там наверху окно смотрело вниз,
Завешанное неподвижной шторой,
И, словно лоб наморщенный, карниз
Гримасу придавал стене — и взоры…

Там, в сумерках, дрожал в окошках свет,
И было пенье, музыка и танцы.
А с улицы — ни слов, ни звуков нет, —
И только стёкол выступали глянцы.

По лестнице над сумрачным двором
Мелькала тень, и лампа чуть светила.
Вдруг открывалась дверь, звеня стеклом,
Свет выбегал, и снова тьма бродила.

———————————————————————————

***
Мы встречались с тобой на закате.
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твоё белое платье,
Утончённость мечты разлюбив.

Были странны безмолвные встречи.
Впереди — на песчаной косе
Загорались вечерние свечи.
Кто-то думал о бледной красе.

Приближений, сближений, сгораний
Не приемлет лазурная тишь…
Мы встречались в вечернем тумане,
Где у берега рябь и камыш.

Ни тоски, ни любви, ни обиды,
Всё померкло, прошло, отошло..
Белый стан, голоса панихиды
И твоё золотое весло.

———————————————————————————

***
Тебя скрывали туманы,
И самый голос был слаб.
Я помню эти обманы,
Я помню, покорный раб.

Тебя венчала корона
Ещё рассветных причуд.
Я помню ступени трона
И первый твой строгий суд.

Какие бледные платья!
Какая странная тишь!
И лилий полны объятья,
И ты без мысли глядишь.

Кто знает, где это было?
Куда упала Звезда?
Какие слова говорила,
Говорила ли ты тогда?

Но разве мог не узнать я
Белый речной цветок,
И эти бледные платья,
И странный, белый намёк?

———————————————————————————

***
Поздно. В окошко закрытое
Горькая мудрость стучит.
Всё ликованье забытое
Перелетело в зенит.

Поздно. Меня не обманешь ты.
Смейся же, светлая тень!
В небе купаться устанешь ты —
Вечером сменится день.

Сменится мертвенной скукою —
Краски поблёкнут твои…
Мудрость моя близорукая,
Тёмные годы мои!

———————————————————————————

***
Когда святого забвения
Кругом недвижная тишь, —
Ты смотришь в тихом томлении,
Речной раздвинув камыш.

Я эти травы зелёные
Люблю и в сонные дни.
Не в них ли мои потаённые,
Мои золотые огни?

Ты смотришь тихая, строгая,
В глаза прошедшей мечте.
Избрал иную дорогу я, —
Иду, — и песни не те…

Вот скоро вечер придвинется,
И ночь — навстречу судьбе:
Тогда мой путь опрокинется,
И я возвращусь к Тебе.

———————————————————————————

***
Ты не ушла. Но, может быть,
В своём непостижимом строе
Могла исчерпать и избыть
Всё мной любимое, земное…

И нет разлуки тяжелей:
Тебе, как роза, безответной,
Пою я, серый соловей,
В моей темнице многоцветной!

———————————————————————————

***
Брожу в стенах монастыря,
Безрадостный и тёмный инок.
Чуть брежжит бледная заря, —
Слежу мелькания снежинок.

Ах, ночь длинна, заря бледна
На нашем севере угрюмом.
У занесённого окна
Упорным предаюся думам.

Один и тот же снег — белей
Нетронутой и вечной ризы.
И вечно бледный воск свечей,
И убелённые карнизы.

Мне странен холод здешних стен
И непонятна жизни бедность.
Меня пугает сонный плен
И братий мертвенная бледность.

Заря бледна и ночь долга,
Как ряд заутрень и обеден.
Ах, сам я бледен, как снега,
В упорной думе сердцем беден…

———————————————————————————

***
На ржавых петлях открываю ставни,
Вдыхаю сладко первые струи.
С горы спустился весь туман недавний
И, белый, обнял пажити мои.

Там рассвело, но солнце не всходило.
Я ожиданье чувствую вокруг.
Спи без тревог. Тебя не разбудила
Моя мечта, мой безмятежный друг.

Я бодрствую, задумчивый мечтатель:
У изголовья, в тайной ворожбе,
Твои черты, философ и ваятель,
Изображу и передам тебе.

Когда-нибудь в минуту восхищенья
С ним заодно и на закате дня,
Даря ему своё изображенье,
Ты скажешь вскользь: «Как он любил меня!»

———————————————————————————

***
Хоронил я тебя, и, тоскуя,
Я растил на могиле цветы,
Но в лазури, звеня и ликуя,
Трепетала, блаженная, ты.

И к родимой земле я клонился,
И уйти за тобою хотел,
Но, когда я рыдал и молился,
Звонкий смех твой ко мне долетел.

Похоронные слёзы напрасны —
Ты трепещешь, смеёшься, жива!
И растут на могиле прекрасной
Не цветы — огневые слова!

———————————————————————————

***
Ушли в туман мечтания,
Забылись все слова.
Вся в розовом сиянии
Воскресла синева.

Умчались тучи грозные
И пролились дожди.
Великое, бесслёзное!..
Надейся, верь и жди.

———————————————————————————

***
Пробивалась певучим потоком,
Уходила в немую лазурь,
Исчезала в просторе глубоком
Отдалённым мечтанием бурь.
Мы, забыты в стране одичалой,
Жили бедные, чуждые слёз,
Трепетали, молились на скалы,
Не видали сгорающих роз.
Вдруг примчалась на север угрюмый,
В небывалой предстала красе,
Назвала себя смертною думой,
Солнце, месяц и звёзды в косе.
Отошли облака и тревоги,
Всё житейское — в сладостной мгле,
Побежали святые дороги,
Словно небо вернулось к земле.
И на нашей земле одичалой
Мы постигли сгорания роз.
Злые думы и гордые скалы —
Всё растаяло в пламени слёз.

———————————————————————————

На смерть деда
(1 июля 1902 г)
Мы вместе ждали смерти или сна.
Томительные проходили миги.
Вдруг ветерком пахнуло от окна,
Зашевелился лист Священной Книги.

Там старец шёл — уже, как лунь, седой —
Походкой бодрою, с весёлыми глазами,
Смеялся нам, и всё манил рукой,
И уходил знакомыми шагами.

И вдруг мы все, кто был — и стар и млад, —
Узнали в нём того, кто перед нами,
И, обернувшись с трепетом назад,
Застали прах с закрытыми глазами…

Но было сладко душу уследить
И в отходящей увидать веселье.
Пришёл наш час — запомнить и любить,
И праздновать иное новоселье.

С. Шахматово

———————————————————————————

***
Имеющий невесту есть жених; а друг
жениха, стоящий и внимающий ему,
радостью радуется, слыша голос жениха.
От Иоанна, III, 29

Я, отрок, зажигаю свечи,
Огонь кадильный берегу.
Она без мысли и без речи
На том смеётся берегу.

Люблю вечернее моленье
У белой церкви над рекой,
Передзакатное селенье
И сумрак мутно-голубой.

Покорный ласковому взгляду,
Любуюсь тайной красоты,
И за церковную ограду
Бросаю белые цветы.

Падёт туманная завеса.
Жених сойдёт из алтаря.
И от вершин зубчатых леса
Забрежжит брачная заря.

———————————————————————————

***
Говорили короткие речи,
К ночи ждали странных вестей.
Никто не вышел навстречу.
Я стоял один у дверей.

Подходили многие к дому,
Крича и плача навзрыд.
Все были мне незнакомы,
И меня не трогал их вид.

Все ждали какой-то вести.
Из отрывков слов я узнал
Сумасшедший бред о невесте,
О том, что кто-то бежал.

И, всходя на холмик за садом,
Все смотрели в синюю даль.
И каждый притворным взглядом
Показать старался печаль.

Я один не ушёл от двери
И не смел войти и спросить.
Было сладко знать о потере,
Но смешно о ней говорить.

Так стоял один — без тревоги.
Смотрел на горы вдали.
А там — на крутой дороге —
Уж клубилось в красной пыли.

———————————————————————————

***
Сбежал с горы и замер в чаще.
Кругом мелькают фонари…
Как бьётся сердце — злей и чаще!
Меня проищут до зари.

Огонь болотный им неведом.
Мои глаза — глаза совы.
Пускай бегут за мною следом
Среди запутанной травы.

Моё болото их затянет,
Сомкнётся мутное кольцо,
И, опрокинувшись, заглянет
Мой белый призрак им в лицо.

———————————————————————————

***
Как сон, уходит летний день.
И летний вечер только снится.
За ленью дальних деревень
Моя задумчивость таится.

Дышу и мыслю и терплю.
Кровавый запад так чудесен.
Я этот час, как сон, люблю,
И силы нет страшиться песен.

Я в этот час перед тобой
Во прахе горестной душою.
Мне жутко с песней громовой
Под этой тучей грозовою.

———————————————————————————

***
Я и молод, и свеж, и влюблён,
Я в тревоге, в тоске и в мольбе,
Зеленею, таинственный клён,
Неизменно склонённый к тебе.
Тёплый ветер пройдёт по листам,
Задрожат от молитвы стволы,
На лице, обращённом к звездам,
Ароматные слёзы хвалы.
Ты придёшь под широкий шатёр
В эти бледные сонные дни
Заглядеться на милый убор,
Размечтаться в зелёной тени.
Ты одна, влюблена и со мной,
Нашепчу я таинственный сон.
И до ночи — с тоскою, с тобой,
Я с тобой, зеленеющий клён.

———————————————————————————

***
Ужасен холод вечеров,
Их ветер, бьющийся в тревоге,
Несуществующих шагов
Тревожный шорох на дороге.

Холодная черта зари —
Как память близкою недуга
И верный знак, что мы внутри
Неразмыкаемого круга.

———————————————————————————

***
Свет в окошке шатался,
В полумраке — один —
У подъезда шептался
С темнотой арлекин.

Был окутанный мглою
Бело-красный наряд
Наверху — за стеною —
Шутовской маскарад.

Там лицо укрывали
В разноцветную ложь.
Но в руке узнавали
Неизбежную дрожь.

«Он» — мечом деревянным
Начертал письмена.
Восхищённая странным,
Потуплялась «Она».

Восхищенью не веря,
С темнотою — один —
У задумчивой двери
Хохотал арлекин.

———————————————————————————

***
Тебе, Тебе, с иного света,
Мой Друг, мой Ангел, мой Закон!
Прости безумного поэта,
К тебе не возвратится он.

Я был безумен и печален,
Я искушал свою судьбу,
Я золотистым сном ужален
И чаю таинства в гробу.

Ты просияла мне из ночи,
Из бедной жизни увела,
Ты долу опустила очи,
Мою Ты музу приняла.

———————————————————————————

***
Без Меня б твои сны улетали
В безжеланно-туманную высь,
Ты воспомни вечерние дали,
В тихий терем, дитя, постучись.

Я живу над зубчатой землёю,
Вечерею в Моём терему.
Приходи, Я тебя успокою,
Милый, милый, тебя обниму.

Отошла Я в снега без возврата,
Но, холодные вихри крутя,
На черте огневого заката
Начергала Я Имя, дитя…

Август 1902

———————————————————————————

***
В чужбину по гудящей стали
Лечу, опомнившись едва,
И, веря обещаньям дали,
Твержу вчерашние слова.

Теперь я знаю: где-то в мире,
За далью каменных дорог,
На страшном, на последнем пире
Для нас готовит встречу бог.

И нам недолго любоваться
На эти, здешние пиры:
Пред нами тайны обнажатся,
Возблещут новые миры.

Август 1902

———————————————————————————

***
Золотистою долиной
Ты уходишь, нем и дик.
Тает в небе журавлиный
Удаляющийся крик.

Сквозь прозрачные волокна
Солнце, света не тая,
Праздно бьёт в слепые окна
Опустелого жилья.

За нарядные одежды
Осень солнцу отдала
Улетевшие надежды
Вдохновенного тепла.

———————————————————————————

***
Я вышел в ночь — узнать, понять

Несуществующих принять,

Дорога, под луной бела,
Казалось, полнилась шагами.
Там только чья-то тень брела
И опустилась за холмами.

И слушал я — и услыхал:
Среди дрожащих лунных пятен
Далёко, звонко конь скакал,
И лёгкий посвист был понятен.

И вот, слышнее звон копыт,
И белый конь ко мне несётся…
И стало ясно, кто молчит
И на пустом седле смеётся.

Я вышел в ночь — узнать, понять
Далёкий шорох, близкий ропот,
Несуществующих принять,
Поверить в мнимый конский топот.

———————————————————————————

***
Давно хожу я под окнами,
Но видел её лишь раз.
Я в небе слежу за волокнами
И думаю: день погас.

Давно я думу печальную
Всю отдал за милый сон.
Но песню шепчу прощальную
И думаю: где же он?

Она окно занавесила —
Не смотрит ли милый глаз?
Но сердцу, сердцу не весело
Я видел её лишь раз.

Погасло небо осеннее
И розовый небосклон.
А я считаю мгновения
И думаю: где же сон?

———————————————————————————

***
В городе колокол бился,
Поздние славя мечты.
Я отошёл и молился
Там, где провиделась Ты.

Слушая зов иноверца,
Поздними днями дыша,
Билось попрежнему сердце,
Не изменялась душа.

Всё отошло, изменило,
Шепчет про душу мою…
Ты лишь Одна сохранила
Древнюю Тайну Свою.

———————————————————————————

***
Я просыпался и всходил
К окну на тёмные ступени.
Морозный месяц серебрил
Мои затихнувшие сени.

Давно уж не было вестей,
Но город приносил мне звуки,
И каждый день я ждал гостей
И слушал шорохи и стуки.

И в полночь вздрагивал не раз,
И, пробуждаемый шагами,
Всходил к окну — и видел газ,
Мерцавший в улицах цепями.

Сегодня жду моих гостей
И дрогну, и сжимаю руки.
Давно мне не было вестей,
Но были шорохи и стуки.

———————————————————————————

Экклесиаст

Благословляя свет и тень
И веселясь игрою лирной,
Смотри туда — в хаос безмирный,
Куда склоняется твой день.

Цела серебряная цепь,
Твои наполнены кувшины,
Миндаль цветёт на дне долины,
И влажным зноем дышит степь.

Идёшь ты к дому на горах,
Полдневным солнцем залитая,
Идёшь — повязка золотая
В смолистых тонет волосах.

Зачахли каперса цветы,
И вот — кузнечик тяжелеет,
И на дороге ужас веет,
И помрачились высоты.

Молоть устали жернова.
Бегут испуганные стражи,
И всех объемлет призрак вражий,
И долу гнутся дерева.

Всё диким страхом смятено.
Столпились в кучу люди, звери.
И тщетно замыкают двери
Досель смотревшие в окно.

———————————————————————————

***
Она стройна и высока,
Всегда надменна и сурова.
Я каждый день издалека
Следил за ней, на всё готовый.

Я знал часы, когда сойдёт
Она — и с нею отблеск шаткий.
И, как злодей, за поворот
Бежал за ней, играя в прятки.

Мелькали жолтые огни
И электрические свечи.
И он встречал её в тени,
А я следил и пел их встречи.

Когда, внезапно смущены,
Они предчувствовали что-то,
Меня скрывали в глубины
Слепые тёмные ворота.

И я, невидимый для всех,
Следил мужчины профиль грубый,
Её сребристо-чёрный мех
И что-то шепчущие губы.

———————————————————————————

***
Был вечер поздний и багровый,
Звезда-предвестница взошла.
Над бездной плакал голос новый —
Младенца Дева родила.

И было знаменье и чудо:
В невозмутимой тишине
Среди толпы возник Иуда
В холодной маске, на коне.

Владыки, полные заботы,
Послали весть во все концы,
И на губах Искариота
Улыбку видели гонцы.

———————————————————————————

Старик

Под старость лет, забыв святое,
Сухим вниманьем я живу.
Когда-то — там — нас было двое,
Но то во сне — не наяву.

Смотрю на бледный цвет осенний,
О чём-то память шепчет мне…
Но разве можно верить тени,
Мелькнувшей в юношеском сне?

Всё это было, или мнилось?
В часы забвенья старых ран
Мне иногда подолгу снилась
Мечта, ушедшая в туман.

Но глупым сказкам я не верю,
Больной, под игом седины.
Пускай другой отыщет двери,
Какие мне не суждены.

———————————————————————————

***
При жолтом свете веселились,
Всю ночь у стен сжимался круг,
Ряды танцующих двоились,
И мнился неотступный друг.

Желанье поднимало груди,
На лицах отражался зной.
Я проходил с мечтой о чуде,
Томимый похотью чужой…

Казалось, там, за дымкой пыли,
В толпе скрываясь, кто-то жил,
И очи странные следили,
И голос пел и говорил…

Сентябрь 1902

———————————————————————————

***
Явился он на стройном бале
В блестяще сомкнутом кругу.
Огни зловещие мигали,
И взор описывал дугу.

Всю ночь кружились в шумном танце,
Всю ночь у стен сжимался круг.
И на заре — в оконном глянце
Бесшумный появился друг.

Он встал и поднял взор совиный,
И смотрит — пристальный — один,
Куда за бледной Коломбиной
Бежал звенящий Арлекин.

А там — в углу — под образами.
В толпе, мятущейся пестро,
Вращая детскими глазами,
Дрожит обманутый Пьеро.

———————————————————————————

***
Свобода смотрит в синеву.
Окно открыто. Воздух резок.
За жолто-красную листву
Уходит месяца отрезок.

Он будет ночью — светлый серп,
Сверкающий на жатве ночи.
Его закат, его ущерб
В последний раз ласкает очи.

Как бледен месяц в синеве,
Как золотится тонкий волос…
Как там качается в листве
Забытый, блеклый, мёртвый колос.

———————————————————————————

***
Ушёл он, скрылся в ночи,
Никто не знает, куда.
На столе остались ключи,
В столе — указанье следа.

И кто же думал тогда,
Что он не придёт домой?
Стихала ночная езда —
Он был обручён с Женой.

На белом холодном снегу
Он сердце своё убил.
А думал, что с Ней в лугу
Средь белых лилий ходил.

Вот брежжит утренний свет,
Но дома его всё нет.
Невеста напрасно ждёт,
Он был, но он не придёт.

———————————————————————————

Religio

Любил я нежные слова.
Искал таинственных соцветий.
И, прозревающий едва,
Ещё шумел, как в играх дети.

Но, выходя под утро в луг,
Твердя невнятные напевы,
Я знал Тебя, мой вечный друг,
Тебя, Хранительница-Дева.

Я знал, задумчивый поэт,
Что ни один не ведал гений
Такой свободы, как обет
Моих невольничьих Служений.

Безмолвный призрак в терему,
Я — чёрный раб проклятой крови.
Я соблюдаю полутьму
В Её нетронутом алькове.

Я стерегу Её ключи
И с Ней присутствую, незримый.
Когда скрещаются мечи
За красоту Недостижимой.

———————————————————————————
Religio — благочестие (лат.)

***
Вхожу я в тёмные храмы,
Совершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцаньи красных лампад.

В тени у высокой колонны
Дрожу от скрипа дверей.
А в лицо мне глядит, озарённый,
Только образ, лишь сон о Ней.

О, я привык к этим ризам
Величавой Вечной Жены!
Высоко бегут по карнизам
Улыбки, сказки и сны.

О, Святая, как ласковы свечи,
Как отрадны Твои черты!
Мне не слышны ни вздохи, ни речи,
Но я верю: Милая — Ты.

———————————————————————————

***
Будет день, словно миг веселья.
Мы забудем все имена.
Ты сама придёшь в мою келью
И разбудишь меня от сна.

По лицу, объятому дрожью,
Угадаешь думы мои.
Но всё прежнее станет ложью,
Чуть займутся Лучи Твои.

Как тогда, с безгласной улыбкой
Ты прочтёшь на моём челе
О любви неверной и зыбкой,
О любви, что цвела на земле.

Но тогда — величавей и краше,
Без сомнений и дум приму.
И до дна исчерпаю чашу,
Сопричастный Дню Твоему.

———————————————————————————

***
Его встречали повсюду
На улицах в сонные дни.
Он шёл и нёс своё чудо,
Спотыкаясь в морозной тени.

Входил в свою тихую келью,
Зажигал последний свет,
Ставил лампаду веселью
И пышный лилий букет.

Ему дивились со смехом,
Говорили, что он чудак.
Он думал о шубке с мехом
И опять скрывался во мрак.

Однажды его проводили,
Он весел и счастлив был,
А утром в гроб уложили,
И священник тихо служил.

Октябрь 1902

———————————————————————————

***
Разгораются тайные знаки
На глухой, непробудной стене
Золотые и красные маки
Надо мной тяготеют во сне.

Укрываюсь в ночные пещеры
И не помню суровых чудес.
На заре — голубые химеры
Смотрят в зеркале ярких небес.

Убегаю в прошедшие миги,
Закрываю от страха глаза,
На листах холодеющей книги —
Золотая девичья коса.

Надо мной небосвод уже низок,
Чёрный сон тяготеет в груди.
Мой конец предначертанный близок,
И война, и пожар — впереди.

Октябрь 1902

———————————————————————————

***
Мне страшно с Тобой встречаться.
Страшнее Тебя не встречать.
Я стал всему удивляться,
На всём уловил печать.

По улице ходят тени,
Не пойму — живут, или спят…
Прильнув к церковной ступени,
Боюсь оглянуться назад.

Кладут мне на плечи руки,
Но я не помню имён.
В ушах раздаются звуки
Недавних больших похорон.

А хмурое небо низко —
Покрыло и самый храм.
Я знаю — Ты здесь. Ты близко.
Тебя здесь нет. Ты — там.

———————————————————————————

***
Дома растут, как желанья,
Но взгляни внезапно назад:
Там, где было белое зданье,
Увидишь ты чёрный смрад.

Так все вещи меняют место,
Неприметно уходят ввысь.
Ты, Орфей, потерял невесту, —
Кто шепнул тебе — «Оглянись…»?

Я закрою голову белым,
Закричу и кинусь в поток.
И всплывёт, качнётся над телом
Благовонный, речной цветок.

Анализ цикла «Стихи о прекрасной даме» Блока

«Стихи о прекрасной даме» — первый поэтический сборник А. Блока, включающий более ста стихотворений, написанных в 1901-1902 гг. Они были написаны поэтом под влиянием любви к будущей жене – Л. Менделеевой. Стихотворения расположены в строгом хронологическом порядке, часто указано конкретное место написания.

Блок был одним из ярчайших представителей символизма. Его сборник хоть и основан на реальном «земном» чувстве, описывает туманный возвышенный образ. В то время поэт увлекался учением философа В. Соловьева, особенно его идеей о Вечной Женственности. В стихотворениях этого цикла Блок очень редко «опускается на землю». Любимая женщина описана в образе бесплотной мировой души, олицетворяющей собой одновременной Жену, Мать, Подругу. Практически нигде не указаны конкретные физические признаки любимой. «Владычица Вселенной» обрисована только цветовыми оттенками («твоей лазурью») и неясными звуками («отдаленные шаги»).

В раннем возрасте Блок вообще был против плотских отношений. Любовь к женщине он воспринимал как вечное и безусловное преклонение перед недостижимым идеалом. Это мистическое чувство может быть описано только с использованием тайных символов, намеков, полутонов.

Многие стихотворения сборника содержат религиозную символику. В этом также видно влияние на поэта В. Соловьева. Блок идеализирует земное чувство, приравнивает его к божественному. Любовь становится явлением космического масштаба.

Прекрасная Дама Блока — высшее существо. Она обладает бессмертием, бесконечной мудростью и вселенским знанием. Ее помыслы и поступки недоступны простому смертному. Свою любовь поэт считает божественным поклонением, вечным рыцарским служением. У Блока получает дальнейшее развитие средневековый образ Прекрасной Дамы. Он еще больше отстраняется от всего земного. Физический облик женщины отходит на второй план. Главным становится таинственный образ, созданный в воображении.

Идеалистические представления Блока были реализованы им в жизни. Поэт воспринимался как человек, полностью оторванный от реальности. Л. Менделеева была покорена его рыцарским преклонением и согласилась на брак. Однако она быстро испытала разочарование. Поэт продолжал витать в облаках. Он не признавал грубых чувственных отношений и продолжал относиться к настоящей жене как к несуществующему образу.

«Стихи о Прекрасной Даме» отражают самые искренние чувства и переживания Блока. Первый мистический сборник принес поэту большую известность. Вошедшие в него произведения удивительно лиричны и способны заворожить читателя.

Александр Блок вошел в литературу, как поэт-символист. Сам он говорил об этом так: «Символистом можно только родиться…быть художником – значит, выдерживать ветер из миров искусства, совершенно непохожих на этот мир, только влияющих на него; в тех мирах нет причин и следствий, времени и пространства, плотного и бесплотного, и мирам этим нет числа…».

Во время его восхождения на литературный Олимп, европейская культура переживала далеко не самые лучшие времена. Возник глубокий кризис, в связи с разочарованием о прежних, ставших уже своеобразным достоянием общественности, идеалах. Гибель прежнего общественного строя казалась неизбежной, поэтому неизбежным казался и вопрос, связанный с пересмотром прежних, устоявшихся моральных ценностей. В результате чего и появился символизм.

Он представляет собой одно из наиболее ярких литературных течений в литературе на рубеже веков. Данное направление можно назвать своеобразной попыткой человека-писателя уйти от противоречий в реальности и окунуться с головой в омут вечных идей и истин.

Именно таким человеком и является Блок. Особенно заметно это в «Стихах о Прекрасной даме». Сборник вышел в свет в 1904 году. Сборник в «Стихах о Прекрасной Даме» состоит из 129 небольших стихотворений, каждое из которых богато своей историей. В большинстве своем здесь звучат грезы об идеале, идея-мечта, поразившая собой Блока о неких грандиозных событиях. Собственно, можно сказать, что весь символизм писателя был сосредоточен именно в этом сборнике. Последующие произведения творца в дальнейшем частично меняются. Чаще всего они пронизывают чувство необходимости установить новые отношения с реальностью, без каких-либо возвышенных идеалов и грез, как в «Стихах о Прекрасной Даме». Сам Блок говорил об этом в своем письме С.М. Соловьеву так: «Во мне что-то обрывается, и наступает новое в положительном смысле, причем для меня это желательно, как когда реже».

Стихи о Прекрасной Даме

«Стихи о Прекрасной Даме», вышедшие в свет в 1904 году, представляют собой первый поэтический сборник Александра Блока. Впоследствии оно станет по-настоящему оригинальным, единственным в своем роде гениальным произведением, такого же гениального человека. Специалисты называют этот сборник лирическим дневником. Это вполне логично и понятно, так как сам писатель во многом изложил в стихах некоторые факты из своей собственной биографии. В сборнике он повествует читателям о собственных переживаниях, чувствах и размышлениях. Сам цикл «Стихов о Прекрасной Даме» представляет собой центральную часть сборника. Однако его особенности трудно понять без обращения к тем стихотворениям, которые составили раздел «Ante Lucem», открывающий книгу. В переводе с латинского это означает «во мраке». Тем самым автор как бы намекает читателю о том, что его герой в это время – сугубо лирический, который пребывает в одиночестве и, естественно, страдает от этого. Его герой буквально находится в беспросветном мраке. Особенно заметно это в произведении «Пусть светит месяц - ночь темна…». Здесь и рассказывается об отреченности главного героя от внешнего мира, его душевных терзаниях:

«Пусть светит месяц - ночь темна.

В моей душе любви весна
Не сменит бурного ненастья.
Ночь распростерлась надо мной
И отвечает мертвым взглядом
На тусклый взор души больной,
Облитой острым, сладким ядом.
И тщетно, страсти затая,
В холодной мгле передрассветной
Среди толпы блуждаю я
С одной лишь думою заветной:
Пусть светит месяц - ночь темна.
Пусть жизнь приносит людям счастье-
В моей душе любви весна
Не сменит бурного ненастья.»

Тут Блок связывает состояние души главного героя с темной ночью. Ночь распростерлась над ним, а в душе его царит и властвует такая же темнота. Одиночество усугубляется оторванностью человека от реальной жизни, так как главный герой обладает характерным романтическим мироощущением. Несмотря на то что автор не указывает никакого прямого противопоставления «я» или «мы», он все равно указывает, что главный герой находится где-то среди людей. Тем не менее они живут совершенно по-другому, в отличие от нашего главного героя, который не может никак порвать со своим одиночеством. Его позиция весьма странна: «Пусть жизнь приносит людям счастье», но сам он о себе этого не говорит. Сам человек – творческая личность, он пытается постигнуть тайны неземного, мироздания, а самая лучшая пора для таких размышлений – ночь.
Стихотворение и начинается, и заканчивается одним и тем же четверостишием. Главный герой убежден, что ночь так и останется для него темной, хотя и светит месяц.

«Ветер принес издалека…»

Как можно догадаться, ключевыми произведениями в цикле стихов являются «Стихи о Прекрасной Даме», которые так и озаглавлены. Они отражают сложность любовных взаимоотношений между самим писателем и его будущей женой, Любой Менделеевой. Как и в первом случае, в стихотворении все далеко неоднозначно, неясно и неопределенно. Единственная разница заключается лишь в том, что поэт намекает нам на приближение чего-то хорошего, того, что сможет наполнить жизнь человека смыслом. Это отчетливо видно в произведении «Ветер принес издалека…», хотя образ человека так и остается неизвестным для читателя, мы не видим той, которая сможет наполнить жизнь смыслом, но понимаем, что ее скорое появление неминуемо.

«Ветер принес издалёка
Песни весенней намек,
Где-то светло и глубоко
Неба открылся клочок.

В этой бездонной лазури,
В сумерках близкой весны
Плакали зимние бури,
Реяли звездные сны.

Робко, темно и глубоко
Плакали струны мои.
Ветер принес издалёка
Звучные песни твои.»

Тут у Блока начинают проявляться и новые образцы. В частности, непросветная ночь, которая, казалось бы, должна была быть бесконечной, изменяется. Теперь у главного героя появляется небольшой «клочок неба». Этот клочок постепенно увеличивается, превращаясь ближе к концу произведения в «бездонную лазурь». Кроме внешнего облика, изменяется и звук вокруг. Если раньше была лишь тихая, беззвучная ночь, то теперь ветер приносит главному персонажу «песни намек».

До появления Прекрасной Дамы, жизнь главного героя сравнивается с зимой. Появляется намек на то, что в скором будущем, зима должна смениться весной, но ее, как таковой еще нет. Герой ощущает только ее предвестники, но прекрасно понимает, что эта весна уже близка. Это же заметно и в стихотворении «Тихо вечерние тени…»:

«Тихо вечерние тени
В синих ложатся снегах.
Сонмы нестройных видений
Твой потревожили прах.
Спишь ты за дальней равниной,
Спишь в снеговой пелене...
Песни твоей лебединой
Звуки почудились мне.
Голос, зовущий тревожно,
Эхо в холодных снегах...
Разве воскреснуть возможно?
Разве былое - не прах?
Нет, из господнего дома
Полный бессмертия дух
Вышел родной и знакомой
Песней тревожить мой слух.
Сонмы могильных видений,
Звуки живых голосов...
Тихо вечерние тени
Синих коснулись снегов.»

Заключение

В сборнике «Стихов о Прекрасной Даме» в полной мере воплотилась характерная для большинства символистов идея «двойного мира». В подобных произведениях присутствует противопоставление «земли» и «неба», а также материального и духовного состояния человека. В образе Прекрасной Дамы Блок воплощает Душу мира, которая сама по себе представляет собой женственную натуру.

В общем и целом для подобного поэтического сборника характерными можно назвать некие возвышенные чувства, регулярный разрыв человека с действующей реальностью, а также святость неземных идеалов и своеобразный культ красоты.

Если отождествлять все стихи в этом сборнике, то можно сказать, что везде главный герой представляет собой обычное земное существо, которое томится в ожидании той самой Прекрасной Дамы, а она, в свою очередь, является чем-то божественным, неземным идеалом.

«Стихи о Прекрасной Даме» написаны утонченным и довольно изысканным языком. Каждое произведение в сборнике пропитано поиском, ожиданием идеала, гармонии, красоты. Естественно, что главный герой в этих произведениях обладает резким неприятием будничной действительности. Он пытается стремиться к совершенству, ждет положительных изменений и, кажется, что уже вот-вот дождется их. Сама же Прекрасная Дама в цикле – неземное существо, которое лишь отдаленно чем-то напоминает женский облик. На самом деле, это идея человека, его мечта, надежда которая греет душу главного героя, но и одновременно с этим вызывает тоску по непостижимому.

Александр Блок был, наверное, самым ярким символистом двадцатого века. Его «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека» и цикл стихов о Прекрасной Даме до сих пор у всех на слуху. За пронзительной любовной лирикой поэта стоит личная семейная драма. И его единственная любовь и муза.

* * *
Днем вершу я дела суеты,
Зажигаю огни ввечеру.
Безысходно туманная - ты
Предо мной затеваешь игру.

Я люблю эту ложь, этот блеск,
Твой манящий девичий наряд,
Вечный гомон и уличный треск,
Фонарей убегающий ряд.

Я люблю, и любуюсь, и жду
Переливчатых красок и слов.
Подойду и опять отойду
В глубины протекающих снов.

Как ты лжива и как ты бела!
Мне же по сердцу белая ложь..
Завершая дневные дела,
Знаю - вечером снова придешь.

С Любовью Менделеевой, дочерью знаменитого ученого, Александр Блок познакомился, когда девушке только-только исполнилось 16 лет. Она любила розовый цвет, мечтала стать драматической актрисой и Блоком совсем не прельстилась. Наоборот, называла его «позером с повадками фата». Однако после шести лет почти маниакальных ухаживаний Блока Любовь согласилась стать его женой.

* * *
Мне страшно с Тобой встречаться.
Страшнее Тебя не встречать.
Я стал всему удивляться,
На всем уловил печать

По улице ходят тени,
Не пойму - живут, или спят...
Прильнув к церковной ступени,
Боюсь оглянуться назад.

Кладут мне на плечи руки,
Но я не помню имен.
В ушах раздаются звуки
Недавних больших похорон.

А хмурое небо низко -
Покрыло и самый храм.
Я знаю- Ты здесь Ты близко.
Тебя здесь нет. Ты - там.

«Незнакомка» (отрывок)

И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

Так земная женщина Любовь Менделеева превратилась в ту самую Прекрасную Даму, Незнакомку и Деву Марию русской поэзии. Блок боготворил ее и в каждом ее жесте видел мистическое знамение. Конечно, позже поэт примет революцию, затем разочаруется в ней и напишет множество значимых произведений на социальные темы. Но в нулевые годы двадцатого века, Блок влюблен, молод, и готов поставить свою жену на пьедестал, чтобы потом всю жизнь ей поклоняться. Неприступная, непорочная и неуловимая – такой он увидел Менделееву впервые, такой и увековечил ее в литературе.

***
Она молода и прекрасна была
И чистой мадонной осталась,
Как зеркало речки спокойной, светла.

Она беззаботна, как синяя даль,
Как лебедь уснувший, казалась;
Кто знает, быть может, была и печаль…
Как сердце мое разрывалось!..
Когда же мне пела она про любовь,
То песня в душе отзывалась,
Но страсти не ведала пылкая кровь…
Как сердце мое разрывалось!..